Холодный черный куб с занавешен- ными черным окнами и двумя белыми дверьми — таким запомнилось пространство малого зала тольяттин- ского театра «Колесо». И поэтому впол- не закономерным кажется, что открытие в нем Камерной сцены состоялось именно на премьере спектакля «Лодочник» по пьесе А. Яблонской. Режиссер Владимир Хрущев при помощи команды художни- ков Сергея Дулесова, Дарьи Солодовой и Яны Железняк глубоко погружает зрите- лей в инфернальную атмосферу, изобрета- тельно используя в театре кинематографические приемы триллера. Черно-бело-красная гамма одежд, напоминающих больничные халаты врачей и больных, надписи на их спинах, одноразовые бахилы и шапочки заставляют тревожно сжиматься сердце. Контровый холодный синий свет и дрожащая подсветка фонариками разных раз- меров добавляет пространству ощущение зыбкости. За черными, белыми или про- зрачными полиэтиленовыми занавесями постоянно присутствует багровый Стикс, неприятно напоминая о себе легким плес- ком неподвижных вод. Живое озвучивание спектакля актрисой Юлией Киреевой заставляет разум зрителя трепетать на грани полусна-полуяви, когда слышен каждый взмах весла и качание лодки, писк неви- димого комарика и чирканье отсутствующей спички, и даже чувствуется дым воображаемой сигареты. Постановщики сде- лали все происходящее порой смешным и очень «нашим» для зрителей, иронично наполнив его приметами и мелодиями советской и российской действительности: Женщина с косой смотрит вечное «Лебединое озеро», переправляющейся на тот берег Женщине с ведром являются побед- ные девушки-синхронистки, а перед поэтом Иосифом-лауреатом всплывают бод- рые русалки-пионерки. Самым ярким об- разом становится неосуществленная мечта главного героя. Встретив взрослую дочь, он вдруг надевает на нее цигейковую шуб- ку, шапку-ушанку и катает ее на санках под хлопьями бумажного снега. В пьесе «Лодочник» нет однозначного отношения к таинству смерти, здесь пере- мешаны и греческий миф с его последующими литературными интерпретациями, и языческий обряд инициации, и христианское учение, и индуистская философия, поэтому не всегда понятны поступки некоторых героев и возникает ощущение быстрого «хэппи-энда». Из всего совре- менного коктейля верований и предрассудков в тольяттинском спектакле выделена и прочувствована их основа — страх конечности человеческого существова- ния, и совершается попытка его преодо- ления через осознание ценности каждого прожитого дня. В отличие от Орфея Жана Ануя, не желающего для себя и воз- любленной сытой и скучной жизни, пол- ной компромиссов, герой Яблонской уговаривает любимую женщину вернуться в мир ради того, чтобы каждое утро «здороваться и улыбаться, как нормальные лю- ди». Поэтому финал в спектакле случается раньше, во время монолога Сторожа, наполненного раскаянием, любовью и обещанием счастья. Артист Сергей Максимов легко и осто- рожно касается темы жизни и смерти и про- изводит сильное впечатление своей актерской «не игрой», сиюминутным существо- ванием в страшных и странных предлагаемых обстоятельствах. Сторож в его исполнении — самый живой, теплый и настоящий персонаж в спектакле. Опустившийся одинокий человек, разрушающий себя алкоголем и бездельем, он словно не живет, а балансирует между реальностью и дурманом. Упрямо повторяемая им фраза — «по собственному желанию» — звучит и как девиз, и как причина современного тотального одиночества. Шанс сделать что-то не ради себя, а ради других, пробуждает в нем сильного человека с большим сердцем и бессмертной душой. Остальные персонажи становятся своеобразным греческим хором, вторящим ге- рою о радостях обыденной жизни. С какой грустью на том свете лауреат в поэ- тичном исполнении Александра Двинского вспоминает о летнем ветерке и аромате женских духов, с какой тщатель- ностью воспроизводит он весь ритуал ку- рения. С каким удовольствием, решив «ра- бочие проблемы», пьет коктейль и от- дыхает полнокровная Женщина с косой (Елизавета Фарапонова). Даже уставший от вечной жизни Харон (Виктор Шадрин) находит молчаливую радость в ры- балке и йоге. И на его финальной репли- ке с предложением увидеться не в астра- ле, а в спортзале зал облегченно смеется, ведь все увиденное за прошедшие два часа в замкнутом пространстве черного куба камерной сцены театра «Колесо» — всего лишь страшный сон, после которого ост- рее ощущаются запахи вечерней городской улицы и улыбки близких людей. И поэтому, несмотря на то что открытие малой сцены состоялось спектаклем о смерти, хочется пожелать театру здесь долгой и успешной творческой жизни.