В "Свежей газете. Культура" можно прочитать интервью с Алексеем Пономарёвым, заведующим музыкальной частью театра "Колесо", композитором, которое он дал Елене Сафроновой по случаю двойного юбилея – 55-летия и 30-летия творческой деятельности.

Сафронова Е. Алексей Пономарёв: «ЧЕЛОВЕКУ, КОТОРЫЙ РАССКАЗЫВАЕТ, НАДО ПОМОГАТЬ» // Свежая газета. Культура / Самара, №8(295), сентябрь 2025 – С. 11

Текст: 

Портрет на фоне

Алексей Пономарёв: «ЧЕЛОВЕКУ, КОТОРЫЙ РАССКАЗЫВАЕТ, НАДО ПОМОГАТЬ»

Музыка в театре –  не просто фон. Она – активный участник действия и работает на идею спектакля. Будоражит зрителя, усиливает впечатление от происходящего на сцене, может «растягивать» и «сжимать» время. И даже сама иногда становится главным героем. Быть театральным композитором значит создавать музыку, которая на сцене живет. Это особый талант, которым в полной мере обладает Алесей Пономарев – композитор, заведующий музыкальной частью драматического театра «Колесо» им.Г.Б.Дроздова. Совсем недавно он отметил сразу два юбилея – 55-летие и 30 лет работы в театре.

«ЛЮДИ КАК ЛЮДИ»

- Алексей, что 55 лет, что 30 – срок немаленький. И столько всего за это время было сделано… Но для творческого человека самое интересное – это то, чем он занят прямо сейчас. А это, собственно, подготовка к бенефису. И это крайне интересная работа, потому что – Зощенко!

- Ну, эта история началась достаточно давно, потому что сперва я хотел сделать просто пьесу, чисто по рассказам. Но задача объемная, потому что рассказы все небольшого размера, и, соответственно, чтобы воплотить их на сцене, надо прописывать хорошую, большую драматургию. И возникла идея сделать из этого такой мюзикл для драматического театра. Как будет написано в афише – «Пролетарский мюзикл по рассказам Зощенко «Люди как люди». Это общая формула, это не только Булгаков. Хочется людям показать, что всё, что происходило и сейчас является историей, было не так давно. То есть буквально 30-е годы, нэп – это вот даже сто лет ещё не прошло. Мы зачастую не замечаем, как меняется мир. 30-40 лет назад страна ведь тоже была совсем другая. И я хочу сказать о том, что люди не меняются, что сто лет, что сто тысяч…  Проблемы, потери, радости - все то же самое.

- В очередной раз заглянем в зеркало, как говорится. В какой сейчас все это стадии?

- В стадии работы. Первый акт готов целиком по драматургии и по музыке. Это достаточно объемная работа. Второй акт практически до половины. То есть я подхожу уже ближе к финалу.

- Будете опираться на музыку, которая звучала в то время?

- Безусловно, только так. В свое время это было новаторством – перенести действие какой-либо пьесы, Островского, например, как мы делали «Банкрота» с Глебом Борисовичем Дроздовым, в наше время, про «малиновые пиджаки». Это было созвучно. Но когда этот режиссерский ход становится общим местом… Мне хочется, чтобы люди почувствовали звучание той эпохи. Это же было самое такое красивое, теплое время для людей. 30-е годы – это модерн. Это фокстроты, регтайм, джаз, Утесов… И еще «оттепель», когда твист, рок-н-ролл, все вот эти дела начали запада как-то проникать. Народ начинал одеваться по-другому, это некая игра была. И не воспользоваться этими красками было бы грешно. Я вообще люблю сделать так, чтобы было ощущение времени. Особенно Зощенко диктует язык.

- Когда мы увидим этот спектакль?

- Все зависит от руководства, потому что у нас достаточно плотный график. В театре идет большой ремонт – сперва снаружи, потом внутри. Это суета определенная. И в это время люди не сидят без дела. Ярослав Францев прямо сейчас делает мистерию по сонетам Шекспира на большой сцене, чтобы открыть сезон, порадовать людей. Сезон немного скомкан, разбит на два этапа. И в этот маленький промежуток времени мы вынуждены впихнуть несколько работ. В том числе, чтобы не терять юбилейный год, потому что он для меня вообще праздничный получается. У меня еще серебряная свадьба была с супругой в этом году.

- Елена Радионова, ведущая актриса театра «Колесо» - для тех, кто не знает, да.

- Словом, много всего. Будем надеяться, что где-то в декабре будем праздновать мой бенефис. И потом театр снова уйдет на ремонт.

- Сезон действительно и хлопотный, и интересный. Еще один проект - работа над восстановлением спектакля "Ночь ошибок". Ведь этот спектакль уже был в вашей творческой биографии? И теперь он будет посвящён Глебу Борисовичу Дроздову.

- Да, нашему мастеру в этом году было бы 85 лет. В свое время мы это придумывали, это был 1996 год. Был курс Игоря Касилова, тот курс, который Глеб Борисович набирал в ГИТИС. И соответственно, вместе мы придумывали образный язык, потому что пьеса очень интересная. Текст обогащался шутками, которые были понятны в то время, все это оживлялось. Спектакль был очень любимым зрителем. Выдержал большое количество показов. И все это жило ровно в том времени, когда оно делалось. Сейчас мы посмотрим, как наши молодые артисты справятся с этими задачами, потому что Наталья Степанова Дроздова хочет восстановить этот спектакль. Музыку к нему я уже обновил - на новых инструментах. Потому что тогда это были все-таки звуки 90-х годов, а развитие техники как идет! Сейчас уже, конечно, мощь и красота. Мне самому хочется посмотреть, что из этого выйдет.

УМЕСТНОСТЬ И ЦЕЛОСТНОСТЬ

- Как происходит ваш творческий процесс? Мне рассказали, что пишете вы по ночам. Получается, что и жизнь большей частью в ночное время проходит? Это же, наверное, и отношение к действительности как-то меняет, ведь ночью все кажется другим…

- Так получается, на самом деле это не есть хорошо. Это такой уклад жизни – писать ночью. У меня отец был писатель-историк. Он тоже работал по ночам. И я сейчас его понимаю, потому что тихо, спокойно, нет каких-то вибраций. Вибраций общества, условно говоря - все спят, все отдыхают, всем хорошо. И, особенно если ты пишешь текст, это очень помогает, что нет отвлекающих моментов. А так, в принципе, хотелось бы вставать рано, делать зарядку, как все люди хорошие. Но пока в работе, я этого позволь себе не могу. Так настроен организм уже.

- Как вы вообще пришли в профессию театрального композитора? В вашей биографии так интересно написано: «1988 год – служба в армии, играл в полковом оркестре на тромбоне, был переведен в Оренбургский военный клуб, в ансамбль песни и пляски. Демобилизовался музыкальным человеком. В 91-м году начал сотрудничать с театром «Колесо». Просто пришли и сказали - здрасьте, вам музыкант не нужен?

- Нет, конечно. Было такое время. Времена переломов диктуют новую логику поведения, наверное, для руководителей, для всех. Молодежи если сказать – пользуйтесь шансом делать то, что вам нравится в жизни? Но еще важно попасть в то время, в то место. Мне повезло, что так получилось.

За год или за два до моего ухода в армию, театр «Колесо» открылся в Тольятти - в двух шагах от моего дома. Я все время ходил, думал, что же это такое, интересно. Потом в Оренбурге, когда я служил в ансамбле песни и пляски, они приезжали на гастроли, я все думал - надо зайти. И как-то все стеснялся. Во время службы в армии мы с Игорем Касиловым переписывались, до этого вместе учились в нашем политехническом, где был свой СТЭМ, и выяснилось, что он после института, получив высшее образование, поступил к Глебу Борисовичу на курс ГИТИСа как актер. И когда я из армии вернулся, они ставили новогоднюю сказку «Приключения Чиполлино». Это был 1991 год, и он меня попросил для себя – а любой актер - это единоличник, попросил написать песню. Он играл адвоката Зеленого Горошка, персонажа мерзкого. Я ему написал такой свинг. Понравилось всем ребятам, кто играл - все были овощи на грядке. В итоге я написал, по-моему, 12 песен - каждому выходная, какие-то ситуационные вещи, все получилось, понравилось Глебу Борисовичу. Наталья Степановна была у них как мастер курса, режиссер-педагог этого спектакля. В итоге спектакль обрёл совсем другую форму, такого веселого хорошего капустника, который чуть ли не рекордсменом является по показам, он прошел больше 250 раз точно…

Ну и, кроме того, тогдашний завлит «театра «Колесо» Эдуард Иванович Пашнев, легендарный человек, дружил с моим отцом, они вместе открывали тольяттинскую писательскую организацию в свое время. Отец попросил его посмотреть мою работу в «Чиполлино» - я же помимо музыки и тексты там писал. Все пригодилось.

- Можно ли сказать, что у вас есть свой творческий стиль? И что на него повлияло? Есть же, говорят, «наслушанность», «насмотренность» – что вы сами слушаете, любите?

- Я считаю, что музыкальная среда нас окружает постоянно, и люди, сами того не осознавая, получают такой общекультурный код. Для меня, по крайней мере, для моего поколения, это наши кинокомпозиторы замечательные: Рыбников, Зацепин, Гладков. Это вещи, которые буквально находятся в культурном коде нашего поколения, нашего народа. Это очень добрая, светлая, красивая, веселая, правильно оркестрованная, аранжированная музыка. Более того, в ней есть внутренняя драматургия, чем отличается театральная музыка от «светской». Она является персонажем, либо отходит на задний план, то есть, это такое живое существо, которое незримо рядом с актерами в спектакле присутствует.

- Приходилось ли когда-нибудь ради спектакля полностью менять изначальную музыкальную концепцию? Она уже сложилась, и вдруг вы видите, что не подходит?

- Понимаете, в чем дело. У нас интересная история. Есть авторы, они получают авторские отчисления: композитор, художник, драматург, прежде всего. А режиссер авторских вознаграждений не получает. Он не является автором, он является рассказчиком, как ни странно. И я считаю, что человеку, который рассказывает, надо только помогать. И делать это по возможности аккуратно, реализуя его идею, очень четко выслушивая, предлагая свое, безусловно, но не так, чтобы ругаться с режиссером - я вот здесь написал гениальную песню, надо ее включить. Уместность вещей и целостность – вот что по-хорошему хотелось бы.

БОЛЬШЕ ЧЕМ ДОМ

- Хотелось бы и о вашем литературном творчестве поговорить. Помимо текстов песен, инсценировок. С удивлением узнала, что не так давно вы написали книгу. «Роль длиною в жизнь» - о народном артисте России Викторе Дмитриеве. Как, из чего, появилось это желание?

- В молодости мы относимся ко всему достаточно легко. Не ценим ни труд других, ни свои какие-то поступки. Только потом, со временем, начинаем говорить – ух ты, вот это да, вот как, оказывается, можно было…

Тогда был такой период, Виктор Васильевич уже заболевал, а у него должен был быть творческий вечер, а это значит, весь вечер на сцене. Народный артист России, он не может просто так. И я с ним и с тогдашним руководством театра поговорил и предложил написать историю его жизни. Про ту самую жизнь, которую мы сначала не замечаем, а потом начинаем вспоминать, что было. И это такой хочешь не хочешь, пласт культуры. И вот этот человек, проживший жизнь, сыгравший огромное количество прекрасных ролей в разных театрах страны, такого сборного творческого вечера не имел. Мы с ним сели, я взял блокнот, ручку и начал за ним записывать, потом это обработал и сделали мы творческий вечер часа на полтора, где он рассказывал про свою жизнь, начиная от детства - я диалоги там прописывал, нюансы разные. И в итоге этот материал лег в основу книги – «Роль длиною в жизнь». Это на самом деле память, увековечение памяти. Я это только потом, после его ухода, начал понимать, а до этого ну, давай, давай, давай, делаем, репетируем, вперед-вперед…

- Что вообще значит для вас театр «Колесо»? Актёры, которые здесь служат, жизнь, которая здесь происходит? Что это за мир? Как вы его понимаете?

- Хотелось бы сказать, что это дом. Но даже дома ты работаешь и думаешь про театр «Колесо», я же не для себя, в ящичек, пишу - нет, это вот сюда. Это больше чем дом. С другой стороны, вот перед тобой проходит поколение актеров – и с ним целая жизнь. Потом следующее поколение - они уже немножечко другие, ты с ними, и уже ты старше… И так далее, масса людей. После смерти мастера, когда Глеба Борисовича не стало, мы не знали, куда театр пойдет и как он вообще будет существовать, потому что привыкли к определенному мыслеобразу. Мне очень жаль об этом говорить, но институт худруков как таковых истончается, все меньше и меньше его, потому что таких глыб, которые пришли в послевоенное время, родились и прожили не самую легкую жизнь в Советском Союзе, где была и цензура, и в то же время высокая степень требования к творчеству, и сложились такие мощные фигуры, вокруг которых театр строили - и ученики, и драматурги, и творческие люди, и все-все-все… То есть человек сам в себе несет эту мощь. Худрук – это идеолог, коммуникатор, вокруг него мир становится другим. Вот этого хотелось бы, потому театр - единица творческая. И функция такая - делать мир вокруг себя лучше.

- А как вам вообще работается в городе Тольятти? Способствует ли город творческим людям? Легко ли им здесь быть в творчестве?

- Про себя я могу сказать одно – я не уехал отсюда. Меня звали, тянули в Москву. Я мог бы спокойно работать там уже очень давно. Но, во-первых, у меня родители здесь оба упокоены. Во-вторых, это Волга. Мы мало придаём значения каким-то вещам, к которым привыкли с детства. Но неспешность, простор, несуетливость располагают к созерцанию... Творческие люди тоже разные есть. Молодёжи, может быть, не хватает здесь столичной суеты, решения огромного количества проблем за промежуток времени. Поэтому и едут искать какого-то счастья там. На самом деле, мне кажется, что здесь все оптимально. Если в бытовом плане все нормально, реализоваться можно. Просто я такой человек. Я в Москву приезжаю дня на три-четыре, пообщаюсь быстрее-быстрее, и все – домой. Наши актеры, музыканты тольяттинские и в Москве, и в Санкт-Петербурге ценятся, но это люди с опытом, с образованием, со знанием. Поэтому надо сначала на каком-то уровне реализоваться здесь.

- Есть ли проект, мечта, которую пока не удалось осуществить?

- Я хочу написать пьесу для своей жены. Ее именную пьесу. Какую-то вещь, которая вот только ее. И подписать: «Никому не трогать». Такой эксклюзив. Вот это я хочу сделать.

Елена Сафронова

Фото автора